Дубовый листок сорвался с ветки на закате и, неся в себе лето, тихо приземлился в тени чинарового ствола. Чинара, широкая и терпеливая, приняла его как чужого путника: прикрыла от ветра, убаюкала дождём с её гладкой белой коры, дала тёплую тень, где листок остыл и перестал дрожать. Ночи сгладили блеск, дни выжгли зелёный, и листок стал тоньше — бумажной памятью о том, кто он был. Сначала он ещё шевелился от каждого дуновения, потом слипся с опавшей коркой земли и слился с её запахом. Под корнями чинара он растёрся в питательную пудру, дал влагу и тёмные соли почве; из этой тишины выросли новые корешки, капля жизни, древняя история продолжилась в другом теле. Так после встречи с чинарой дубовый листок перестал быть просто листком: он стал частью большой ткани сада — памятью, питанием и шёпотом, который чинара носит дальше.