Хороший и сложный вопрос — он затрагивает философию искусства, политическую теорию и практическую этику. Попробую развернуто, но по существу.

Краткая постановка проблемы

«Эстетическая автономия» — традиционная идея о том, что искусство обладает собственной логикой и ценностью $искусстворадиискусства,формальнаясвобода$. «Этическая ответственность» — требования учитывать последствия художественного действия для людей, сообществ, морали, политических реалий.
Когда художник намеренно шокирует ради политической цели, возникает конфликт: насколько допустимо причинять дискомфорт/оскорбление/травму ради «высшей» политической правды?

Историческая память: барокко и авангард

Барокко $XVIIв.$: провокация как инструмент воздействия. Бернини, Караваджо и церковное искусство использовали театральность, эмоциональную «атаку» для религиозно-политического убеждения — зрелище должно было потрясти, привести к раскаянию или мобилизовать. Это пример политической $илирелигиозной$ инструментализации эстетики при высокой легитимации власти/институции. Авангард $нач.XXв.идалее$: шок как разрушение буржуазных форм и норм. Футуристы, Дада, дадаисты, сюрреалисты, позднее ситуционисты и некоторые перформансы — шок использовался как стратегия демонизации устоявшегося порядка, деконструкции эстетики и политического пробуждения. Различие от барокко — чаще негативная оценка существующей власти и попытка радикального перелома, а не укрепления догм.

Теоретические ориентиры

Классику: Клеменс Гринберг и идея формальной автономии; Теодор Адорно — сложнее: он ценил автономию искусства, но видел в нем и всю силу критики общества; Ролан Барт/Сьюзен Зонтаг — о том, как изображение страдания может дегуманизировать или вызвать апатию $этикарепрезентации$. Жак Рансьер: «распределение чувствительного» — эстетика и политика неразделимы: искусство перераспределяет то, что считается видимым/говоримым. Шок может открыть новые политические пространства, но и закрыть их при неправильном употреблении.

Критерии границы — практические соображения
Граница между «эстетической автономией» и «этической ответственностью» не абсолютна; можно предложить ориентиры:

Интенция и прозрачность

Цель ли политическая эвокация, разоблачение или просто провокация ради хайпа? Прозрачность цели не снимает права на критическое восприятие, но помогает оценивать соразмерность средств.

Контекст и аудитория

Публичность, место показа, культура аудитории и исторический контекст резко меняют эффект шока. То, что уместно в радикальной галерее, может быть разрушительно в школе или мемориале.

Вред и причиняемая травма

Есть разница между оскорблением/оскорбительной метафорой и прямым нанесением вреда $физическим,психологическим,репутационным,эксплуатациейуязвимыхгрупп$. Нельзя во имя художественной правды причинять реальные насилия, использовать пострадавших как экспонаты без согласия или воспроизводить травму повторно без веской необходимости и смягчающих мер.

Сила и несимметрия

Кто шокирует — власть или маргинализованные? Шок от субверсии против власти имеет иную этическую окраску, чем шок, инициируемый более могущественной стороной, направленный на маргинальную группу.

Обратимость и диалог

Может ли произведение быть предметом обсуждения, критики и контраргумента? Открытость к диалогу снижает риски авторитарной «победы» шока.

Эффект и пропорция means–ends

Пропорциональность: соотносится ли метод $шок$ с достижением заявленной политической цели? Если шок заглушает сообщение, превращается в самоцель — это этически проблематично.

Практические примеры

Барокко: Бернини создаёт «Экстаз святой Терезы» — шокирующая эмоциональность служит религиозной трансформации. Здесь провокация легитимирована институцией и цель — спасение душ. Авангард/сравнения: Дюшан $Fountain$ — провокация формы, не травмирующая людей напрямую; Дада — шок как антивоенный протест; футуризм — шок и насилие с явной политической агитацией, которая в одном случае переросла в поддержку фашизма $этическаяпроблема$. Современные споры: «Piss Christ» Андреса Серрано — спор между свободой выражения и оскорблением религиозных чувств; инсталляции, в которых используются останки или изображения жертв без согласия, вызывают обвинения в эксплуатации.

Рекомендации для художников, кураторов и институтов

Прояснять цели и контекст $поясняющиетексты,кураторскиезаметки$. Учитывать уязвимость аудиторий; при показе травмирующего материала — предупреждения и пространства для поддержки. Придерживаться правил согласия при использовании живых людей или личных историй; избегать эксплуатации. Анализировать power dynamics: кто пострадает и почему? Создавать площадки для диалога вокруг провокационных работ $публичныеобсуждения,образовательнаяпрограмма$. Фондам и галереям — иметь политики оценки этических рисков, не для цензуры, а для ответственности и прозрачности.

Вывод
Граница между эстетической автономией и этической ответственностью не фиксирована и не проводится одной строчкой — это постоянно переопределяемое в обществе поле. История показывает, что провокация может быть мощным политическим инструментом $ивбарокко,ивавангарде$, но эффект зависит от интенции, контекста, соотношения сил и последствий. Этическая ответственность не обязательно означает запрет на шок — она требует сознательности, оценки вреда и готовности к диалогу. В демократическом обществе эту границу лучше вырабатывать публично: художник делает смелые ходы, институты обеспечивают рамки, а публика и критика ведут обсуждение. Только так шок сохранит политическую эффективность, не превратившись в бессмысленную эксплуатацию или в инструмент репрессии.