Краткий обзор изменений за последние $50$ лет (примерно с $1975$ по $2025$) в урбанизированных сообществах Восточной Азии (Япония, Южная Корея, Китай, Тайвань, Гонконг) по трем практикам — ритм и символика питания, одежды и досуга — и что теперь означает «обыденность».
1) Общая смена ритма
- Интенсификация и урбанистическое ускорение: индустриализация, длительные рабочие часы, рост транспорта и миграции привели к сжатию свободного времени и фрагментации досуга. Традиционные семейные ритуалы переместились в узкие временные «окна».
- Постоянная связанность: смартфоны и платформы превращают границы «работа/дом/досуг» в гибридные; образ жизни всё чаще $(24/7)$-модифицирован.
- Индивидуализация: снижение роли расширенной семьи в повседневности, рост моно- и нуклеарных семей, рост практик «соло» (едят, смотрят, отдыхают в одиночестве).
2) Питание — ритм и символика
- Ритм: переход от регулярных больших семейных трапез к множеству быстрых приёмов пищи, массовый рост доставки и готовых решений, гибкий «перекусный» режим; одиночное потребление (кор. 혼밥) стало нормой.
- Символика:
- Еда как статус и модерность: международные сети, кафе и «фудстайл» сигнализируют о глобальности, доходе и вкусе.
- Ностальгия как товар: «традиционные» блюда рестайлизуются и упаковываются как культурная аутентичность для горожан и туристов.
- Публичность и представление: еда оформляется под соцсети (инстаграмизация) — даже «обыденный» обед превращается в сигнальную практику идентичности.
- Последствия: еда утрачивает прежнюю репродуктивную/репродуктивно-культурную функцию и приобретает потребительскую и эстетическую.
3) Одежда — ритм и символика
- Ритм: повседневность смягчила формальность — формальный дресс-код уступает «смарт-кэжуал», гибкая работа и коворкинги меняют требование к одежде.
- Символика:
- Кэжуализация и уличная мода: стритвэар, кей-поп/джей-поп влияние, брендовая видимость как маркер вкуса и поколения.
- Быстрая мода vs. локальное ремесло: массовая доступность меняет значение одежды — она быстрее морально устаревает, но рост интереса к продвижению традиционных тканей/кроя придаёт им новую церемониальную ценность.
- Традиционная одежда (ханбок, чеонсам/ципао) чаще сохраняется как символ торжества, наследия и национальной идентичности, иногда и как политический маркер.
- Гендерные изменения: новые формы самовыражения, но и коммерциализация женской красоты; одежда как инструмент социальной мобильности.
4) Досуг — ритм и символика
- Ритм: фрагментация досуга на короткие сессии (коммутативные «микро-досуги»), рост вечерней и ночной экономики, расширение «онлайн»-досуга (стримы, игры) и гибридных форм.
- Символика:
- Культурный капитал и потребление опыта: кафе, тематические пространства, выставки и «инстаграмные» локации — способ заявить о вкусе.
- Фандом-культура и коллективная повседневность: массовые практики (концерты, фан-сообщества, сетевые ритуалы) создают новые формы общественной общности.
- Досуг как инвестирование в себя: фитнес, курсы, хобби — знак индивидуальной ответственности за качество жизни.
- Новые пространства: приватизация публичного пространства (торговые центры, развлекательные комплексы) реорганизует городскую повседневность.
5) Пересечения — технологии, классы, гендер
- Платформы и алгоритмы урегулируют «обыденность»: рекомендации формируют предпочтения и стандарты повседневного.
- Классовая дифференциация: доступ к преобразованной «обыденности» (кафе, эко-продукты, slow lifestyle) становится маркировкой статуса.
- Гендер и труд: участие женщин в экономике, коммерциализация заботы о доме, дифференцированные временные ресурсы влияют на повседневные практики.
6) Что теперь означает «обыденность» — культурные смыслы
- Обыденность как поле идентичности: повседневные практики — главный способ выражения индивидуального и коллективного «я» (поколение, класс, нация, виртуальный фандом).
- Обыденность как арена конфликтов памяти/модернизации: привычные практики трансформируются в объекты ностальгии, реставрации или критики (например, потребление «традиции» как маркетинг).
- Обыденность как экономический ресурс: рутинные практики превращаются в товар (локальные завтраки в кафе, рутины ухода за телом как индустрия).
- Обыденность как эстетика и политика: «обычное» становится тщательно кураторским (соцсети), и одновременно — местом для сопротивления (слоу-движение, отказ от перформативного потребления).
- Обыденность как видимая повестка: через занятия, внешний вид и досуг люди демонстрируют моральные и политические позиции (этичное потребление, патриотический стиль, гендерные практики).
Короткий вывод
За последние $50$ лет повседневность в городах Восточной Азии утратила прежнюю однообразную рутинность: ритмы ускорились и фрагментировались, повседневные практики коммерциализировались и медиа-превращены. «Обыденность» сейчас — одновременно поле самовыражения, товар, источник культурной памяти и пространства политических и эстетических переговоров.