И тогда утро, словно старый знакомый, стало расправлять свои крылья: свет потянулся по траве, обнажая тонкие ниточки росы, и каждая из них заиграла, как каплями стекла нанизанная гирлянда. Воздух был такой чистый и звонкий, что казалось — можно было уловить, как тихо шепчет земля, пока засыпавшее солнце ласково ее будит. Возле дорожки, где вчера еще дремали шуршащие листья, теперь виднелись следы — осторожные шаги зайца или лисицы, и кто-нибудь из птиц подошел к краю поля, чтобы первым попробовать осеннюю росу.

Ближайший лес казался темным, сжатым, но в его тени слышались слабые, уверенные голоса: где-то барабанил дятел, как будто указывая порядок дел, маленькие воробьи перебирали ветки, а в вышине сорок сороками плясало солнце и тень. Между деревьев стояли невысокие кочки с мхом, усыпанным золотистыми точками — это листья, опавшие с берез и осин, — и казалось, что каждая такая точка хранит в себе теплое воспоминание лета.

Я шел по тропинке, слушая, как под ногами шуршат сухие травы, и в этом шорохе был особый, тихий разговор: металл быстрой медной трубы напоминает о будущем холоде, но сейчас — еще мягко и благодатно. Воздух наполнялся запахом прелой листвы и сладковато-терпким привкусом яблок, оставшихся в саду. На старом вязу висела паутина, вся испещренная росой; паук давно ушел в свое убежище, а сеть осталась, как стеклянная карта утренних дорог.

Чем дальше в лес, тем сильнее раскрывались его мелочи: тут и там мелькали грибы, как маленькие зонтики, под которыми прятались еще теплые тени, стволы деревьев были покрыты узорами лишайника, и на каждом шагу открывались новые картины — то одиночный куст с ягодами терна, то промятый след лисьей морды на земле, где она добывала насекомых. Все это словно приглашало понять одну простую истину: осеннее утро не торопится ни с чем, оно собирает свои краски и звуки, чтобы затем, тихо и без лишней спешки, превратить день в летопись мелочей, достойных самого пристального внимания.

Я остановился у ручья, где вода бежала не спеша, переливаясь, и в ее зеркале отражалось уже совсем другое небо — более высокий и хрустальный свет. Ручей разговаривал с камнями, и этот разговор был таким же старым, как сама земля. В груди вдруг появилось спокойное, радостное умиротворение: казалось, что в этой минуте осень учит меня медленному и внимательному смотрению на мир, где каждая трещинка коры, каждая капля росы, каждый взмах крыла имеют свою неповторимую историю.