Я до сих пор помню каждое мгновение, как будто оно происходило не в детстве, а сейчас, снова и снова. Помню, как в тот день всё вдруг сжалось до одного — до Чернушки. Когда я заметил, что её тянут, словно игрушку, кто-то смеялся, кто-то дергал её за крыло, и в голове застучало одно только слово: нельзя. Нельзя, чтобы с ней случилось что‑то плохое.

Сначала было испуг — такой тупой, холодный, который скручивает живот и делает руки бессильными. Но он быстро уступил место другому: злости, такой горячей, что глаза сразу начали гореть. Я видел, как она отчаянно хлопает крылышками, как пугаются её маленькие черные глазки, и мне стало стыдно за то, что я до сих пор стоял и ничего не делал. Я вспомнил, как она доверилась мне, как я кормил её хлебными крошками, и это доверие оказалось ценнее всякого страха.

Я рванулся вперед. Сердце гремело в ушах, ноги не слушались, но руки нашли верный путь — я схватил за руку того, кто держал Чернушку, вырвал её, почувствовал острые перья под ладонью, её паническое дыхание. Она дрожала, словно от холода, и в этот момент я ощутил, как легко мог бы потерять её навсегда — и как ничто не стоит того, чтобы позволить этому случиться.

Крики вокруг потухли; будто весь мир сузился до двух теплых грудочек, прижатых к моему животу. Я прижал её к себе, чтобы она не вырвалась, и чувствовал, как её сердечко колотится в ритме, похожем на моё. Руки дрожали — не от холода, а от испуга и облегчения одновременно. Слова в голове путались: «Прости, Чернушка», — и вдруг какой‑то щемящий страх потерять снова сменился гордостью: я спас её. Я знал, что сделал правильно.

Когда мы ушли прочь от людей, мне захотелось плакать — не от боли, от переполнявшей благодарности и от чувства ответственности, которое вдруг стало тяжелее любого наказания. Чернушка, поняв, что ей больше ничто не угрожает, успокоилась, зарылась клювом в мою рубашку и скулила тихо, будто благодарила меня. Я гладил её по голове и думал: если кто‑то когда‑то доверяет тебе так беззащитно, нельзя предать это доверие. Этот урок сидит во мне до сих пор: от страха — к действию, от стыда — к заботе.