Фрагмент (в русском переводе): «Быть или не быть: вот в чём вопрос: достойно ли терпеть стрелы и плевки нещадной судьбы, или взяться на оружие против моря бед и, сразившись с ними, покончить с ними?» (монолог «Быть или не быть…», акт $III$, сцена $I$).
Ключевые моменты проблемы субъективности и универсального:
1. Личность говорящего и субъективный тон
- Монолог — внутреннее размышление героя, выраженное в первой лице мысленно: дилемма «быть или не быть» подаётся как личный выбор, переживание сомнения и страха, расчёта последствий.
- Язык интимный, риторические вопросы, колебания интонации и моральные взвешивания показывают индивидуальную психику героя: страх боли, желание конца страданий, борьба с собственным умом.
2. Универсализация частного опыта
- Формула «быть или не быть» — абстрактный, всеобъемлющий вопрос о существовании, доступный каждому; отдельные образы («стрелы судьбы», «море бед») — лаконичные метафоры человеческих невзгод.
- Общие умозаключения («совесть делает трусом из нас всех») переходят от личного к общему, превращая переживание Гамлета в нравственный закон, применимый ко всем людей.
3. Структурная и стилевая причина слияния
- Риторические приёмы (вопросы, параллелизмы, обобщающие утверждения) позволяют сделать личное рассуждение универсальным: слушатель/читатель вовлекается и соотносит собственный опыт с переживаниями героя.
- Контраст между конкретными образами (поход, смерть, сражение) и философскими абстракциями (смысл бытия, совесть, страх неизвестности) обеспечивает переход от субъективного к универсальному.
4. Функция драмы: частное высказывание как общественный акт
- Солилоквий, произносимый на сцене, хотя и передаёт интимную мысль, делается публичным — он предназначен и для внутреннего самоанализа героя, и для морального воздействия на зрителя. Это формально превращает субъективное в общий вопрос для аудитории.
Вывод: мощь монолога заключается в динамике между личной, сомневающейся голосовой позицией героя и обращением к универсальным проблемам бытия и морали. Именно сочетание интимности и абстрактности делает монолог одновременно глубоко субъективным и общечеловеческим.