Возьмём конкретного модернистского персонажа — Грегора Замзу из повести Франца Кафки «Превращение». Фраза «Я устал от людей» применимо к нему раскрывает ряд смысловых слоёв и литературных приёмов:
- Личный/психологический уровень: усталость как истощение воли и эмпатии — Грегор, превращённый в насекомое, теряет силы и интерес к человеческим контактам; фраза передаёт апатию и желание изоляции как защиту от боли и стыда.
- Экзистенциальный уровень: усталость от людей = усталость от социальных ролей и абсурдной бюрократии современного бытия; в модернизме это нередко выражает ощущение бессмысленности и пустоты существования.
- Социально-критический уровень: речь о людях — критика отчуждающих отношений капиталистического труда и семейного расчёта; Грегор фактически превращён в «средство производства», потому усталость — бунт против этого статуса.
- Этическо-эмоциональный уровень: смесь презрения и тоски; одновременно с желанием дистанции присутствует потребность в признании и любви — фраза амбивалентна.
- Речевой/стилистический эффект лаконичности: короткая формула конденсирует сложные переживания, работает как афоризм, оставляя подтексты — читатель дополняет недосказанное; в модернистской прозаичности это средство фокусировки на внутреннем распаде.
- Приёмы, обеспечивающие такой смысловой объём:
- приём отчуждения (остранение): буквальное превращение усиливает метафорическую усталость от людей;
- внутренняя монологичность / свободное косвенное повествование: мысли героя сливаются с авторским тоном, что делает фразу и субъективной, и универсальной;
- символизм и метафора: «люди» выступают одновременно как конкретная семья/коллеги и как символ общества; «усталость» — не просто физическая, а символ распада личности;
- экономия языка и ирония: краткость высказывания создаёт эффект холодной дистанции, иногда оборачивающейся мрачной иронией судьбы персонажа.
В итоге «Я устал от людей», сказанное модернистским героем вроде Грегора, работает как концентрированный знак: оно выражает личное истощение, социокультурную критику и экзистенциальную потерю смысла, оформленные приёмами символизации, остранения и лаконичного внутреннего голоса — типичными для модернизма.