Кратко: распространение протестов Арабской весны объясняется сочетанием открывшихся политических возможностей, наличия организационных и коммуникативных ресурсов и адаптивных тактик (включая цифровые сети) — при этом классические социологические теории часто недооценивают роль медиа‑посредничества, эмоциональных и трансатлантических факторов, неоднородность государственной реакции и случайных событий.
1) Структуры возможностей (political opportunity structures)
- Ослабление режима или раскол элит: дефекции военных/элит (пр. Египет) снижали стоимость выхода на улицу.
- Уязвимость режимов к массовым демонстрациям (слабая легитимность, экономический кризис) — пример: Тунис ($2010$) как «искра», показавшая уязвимость.
- Международные сигналы: медийное освещение, внешнее давление и угрозы интервенции (Ливия) меняли расчёты внутри правящих элит.
2) Ресурсы движений
- Организационные ресурсы: профсоюзы (UGTT в Тунисе), молодёжные сети, исламистские организации — способствовали координации и выведению людей на улицы.
- Коммуникационные ресурсы: спутниковое ТВ, мобильные телефоны, социальные сети — ускорили распространение информации и символов протеста между странами региона.
- Символические/фрейминговые ресурсы: рамки «достоинства», «свободы», примеры успешного свержения власти служили культурной моделью для эмульции.
- Материальные ресурсы: финансирование диаспор, логистика, а в некоторых случаях оружие (в Ливии, Сирии).
3) Тактики и механизмы транснационального распространения
- Контакты сетей и диаспор: личные и родственные связи переносили практики и тактики (участие эмигрантов, активисты обменивались опытом).
- Контаминация/эмуляция: успех в одной стране снизил психологический барьер в соседних — «эффект примера».
- Обмен тактиками через СМИ и соцсети: видеоролики, хэштеги, фотографии площадей (Tahrir) как «шаблоны» действий.
- Массовые тактики: сидячие демонстрации, забастовки, блокировки — легко копируются и адаптируются локально.
- Тактическая гибкость: переходы между ненасильственными методами и вооружённым сопротивлением в зависимости от режима.
4) Конкретные примеры распределения по странам
- Тунис ($2010$) — локальный протест, быстро стал моделью.
- Египет — сеть молодежных групп + профсоюзы, военные отказались репрессировать открыто.
- Бахрейн — движение пригружено и подавлено силой, показав границы «переноса» при сильной внешней поддержке режима.
- Ливия, Сирия — эскалация в вооружённые конфликты, где транснациональные ресурсы (оружие, бойцы) играли роль.
5) Какие ограничения упускают социологические теории того периода
- Переоценка роли «соцсети = причина»: многие теории приписывали соцсетям причинную силу, недооценив при этом существующие офлайн‑сети, институты и материальные ресурсы.
- Недостаток внимания к государственной мощи и вариативности реакции: одинаковые фреймы приводили к разным исходам из‑за различий в силе армии, полиции и внешней поддержке.
- Пропуск эмоционального и символического измерения: гнев, горе, гордость и локальные символы мобилизовали сильнее, чем рациональные расчёты в моделях.
- Слабая интеграция международных акторов и геополитики: внешняя интервенция или поддержка режимов (Саудовская Аравия, ОАЭ, НАТО) радикально меняли траектории.
- Недооценка случайности и ключевых триггеров: индивидуальные акты (самосожжение Буазизи) и цепочки случайных событий имеют высокий каузальный вес.
- Универсализация моделей диффузии: игнорирование культурных, религиозных и историко‑институциональных различий между странами, которые модифицируют принятие тактик.
- Недостаточное внимание к долгосрочным последствиям и циклическому характеру протестов: многие подходы фокусировались на краткосрочной волне, а не на институционной перестройке и контрдвижениях.
Вывод: успешное объяснение трансграничного распространения Арабской весны требует гибридной рамки, сочетающей политические возможности, ресурсы и тактики с учётом медиа‑посредничества, эмоциональной динамики, роли элит и внешнего вмешательства, а также случайной/контингентной природы актов протеста.