Пётр Гринёв, как и все остальные помилованные Пугачёвым, вероятно чувствовал облегчение и благодарность за спасение от смертной казни. Он мог также испытывать смешанные чувства из-за того, что был причастен к бунту против императорской власти, но в конечном итоге радоваться возможности продолжить свою жизнь.