Кратко: функция рассказчика в «Преступлении и наказании» не остаётся постоянной — она колеблется между внешним хроникёром, глубоко фокусированным психологом и иронично‑моральным комментатором; эти сдвиги переводят восприятие нравственной ответственности с абстрактной теории на личную совесть, делают её одновременно более сложной и более конкретной.

Как меняется функция рассказчика (по этапам)

Начало: внешне‑описательный, «хроникальный» рассказчик задаёт объективный тон (описание Петербурга, быта), создаёт дистанцию и возможность для первоначального осуждения идей Родиона. Момент преступления и последующие главы: глубокая фокусировка на сознании Раскольникова, широкое применение внутренней речи и свободной косвенной речи — рассказчик «входит» в психику героя, показывает сомнения, блуждания, искажённое мышление. Диалогические эпизоды и сцены с другими персонажами: полифония — голоса персонажей получают вес; рассказчик всё меньше навязывает единую интерпретацию, чаще предоставляет слово героям. Интрузии и иронические ремарки: вкрапления авторской оценки или иронии то дистанцируют, то акцентируют моральные парадоксы. Эпилог: морально‑нравельный акцент усиливается; рассказчик уже не только фиксирует, но и фиксирует нравственные последствия — путь к искуплению и ответственность показаны как личный выбор, а не только юридическая кара.

Как это влияет на восприятие нравственной ответственности

От теории к опыту: изначальная абстрактная «ответственность как идея» (расчётная теория Раскольникова) подвергается анатомии в сознании — читатель видит, что ответственность проявляется через страдание, совесть, взаимоотношения. Снятие однозначности: фокусировка на внутреннем опыте смягчает простое «преступник = злодей», заставляет учитывать мотивы, слабости, идеологические заблуждения. Перекладка ответственности на героя: психологическое воссоздание делает нравственную ответственность личной и деятельной — не только общество/закон судит, но и герой испытывает нравственное наказание внутри себя. Коллективная и социальная ответственность: полифония и социальные сцены показывают, что ответственность имеет и общественный, и бытовой контекст — роль семьи, нищеты, нравов усиливает мысль о совместной причастности. Роль читателя: ослабление авторитарного голоса и многоголосие вынуждают читателя самому оценивать и принимать моральные заключения; финал всё же подводит к идее искупления как сознательного морального изменения.

Короткий вывод: изменение функции рассказчика переводит нравственную проблему из схемы «закон vs преступник» в сложную психологико‑социальную ситуацию, где ответственность предстает как внутренний процесс и как результат диалога между героями и читателем, а не лишь как внешнее наказание.