Жила-была в тихом дворе маленькая серая кошка по имени Мышка. Не потому, что она любила мышей (хотя и ловила их время от времени), а потому, что была тихой и ловкой, словно тень. Каждое утро она выводила на прогулку тонкую походку по канавкам между старыми липами и заглядывала в окна, где кто-то постоянно что-то читал или варил кофе.
Однажды весной она заметила, что в самом дальнем доме на первом этаже давно никто не живёт: окно было заколочено, на пороге лежали старые газеты, а в саду росла высокая крапива. Мышка просунула лапку под дверью и наткнулась на стопку писем, которые кто-то бросил на стол. Среди пожелтевших конвертов лежала маленькая записная книжка с аккуратным почерком. Она прижала её к груди и, как могла, попыталась донести до соседней лавки, где жил старый сапожник Пётр.
Пётр, увидев кошку с записной книжкой, рассмеялся и погладил её по шерстке. В записной книжке оказались истории — короткие заметки о дворе и людях, о том, как раньше здесь играли дети, как на летних вечерах в окно заглядывали молодые музыканты. Люди давно уехали, а истории остались. Пётр прочёл вслух одну из них, и будто по волшебству на лавочку пришла девочка Анна, которая услышала знакомые слова — её бабушка рассказывала такие же. Так, по силе маленькой записки, двор начал оживать: кто-то принёс цветы, кто-то починил старую качель, а вечером собрались все — и большие, и маленькие — слушать Петра, который читал истории.
Мышка стала постоянной гостьей на этих вечерах. Люди приносили ей молоко и кусочки рыбы, но важнее было другое: на её мягкой шерсти исчезла всякая осторожность, и она, будто поддерживая рассказчика, тихо урчала в такт словам. Иногда, когда наступала тишина, Мышка складывала голову на колени у того, кто грустил, и грусть отступала, как облако перед дождём.
Прошло лето. Письма в записной книжке уже не были одинокими воспоминаниями — они превратились в новые истории двора. Люди начали записывать свои, и никто больше не позволял дому забыться. А в самый последний вечер перед осенним дождём Пётр поднял бокал чая и произнёс: "Спасибо тебе, Мышка. Ты напомнила нам, что дом — это не стены, а те, кто их заполнит". Кошка лениво потерлась о его ногу и поморгала так, словно обещала: пока есть уши, чтобы слушать, и руки, чтобы писать, истории никогда не умрут.
Жила-была в тихом дворе маленькая серая кошка по имени Мышка. Не потому, что она любила мышей (хотя и ловила их время от времени), а потому, что была тихой и ловкой, словно тень. Каждое утро она выводила на прогулку тонкую походку по канавкам между старыми липами и заглядывала в окна, где кто-то постоянно что-то читал или варил кофе.
Однажды весной она заметила, что в самом дальнем доме на первом этаже давно никто не живёт: окно было заколочено, на пороге лежали старые газеты, а в саду росла высокая крапива. Мышка просунула лапку под дверью и наткнулась на стопку писем, которые кто-то бросил на стол. Среди пожелтевших конвертов лежала маленькая записная книжка с аккуратным почерком. Она прижала её к груди и, как могла, попыталась донести до соседней лавки, где жил старый сапожник Пётр.
Пётр, увидев кошку с записной книжкой, рассмеялся и погладил её по шерстке. В записной книжке оказались истории — короткие заметки о дворе и людях, о том, как раньше здесь играли дети, как на летних вечерах в окно заглядывали молодые музыканты. Люди давно уехали, а истории остались. Пётр прочёл вслух одну из них, и будто по волшебству на лавочку пришла девочка Анна, которая услышала знакомые слова — её бабушка рассказывала такие же. Так, по силе маленькой записки, двор начал оживать: кто-то принёс цветы, кто-то починил старую качель, а вечером собрались все — и большие, и маленькие — слушать Петра, который читал истории.
Мышка стала постоянной гостьей на этих вечерах. Люди приносили ей молоко и кусочки рыбы, но важнее было другое: на её мягкой шерсти исчезла всякая осторожность, и она, будто поддерживая рассказчика, тихо урчала в такт словам. Иногда, когда наступала тишина, Мышка складывала голову на колени у того, кто грустил, и грусть отступала, как облако перед дождём.
Прошло лето. Письма в записной книжке уже не были одинокими воспоминаниями — они превратились в новые истории двора. Люди начали записывать свои, и никто больше не позволял дому забыться. А в самый последний вечер перед осенним дождём Пётр поднял бокал чая и произнёс: "Спасибо тебе, Мышка. Ты напомнила нам, что дом — это не стены, а те, кто их заполнит". Кошка лениво потерлась о его ногу и поморгала так, словно обещала: пока есть уши, чтобы слушать, и руки, чтобы писать, истории никогда не умрут.