Валек:

— Я Валек... Я тебя знаю: ты живешь в саду над прудом. У вас большие яблоки.

— Зачем ты влез сюда? Разве я когда-нибудь лазал в ваш сад? — спросил он затем.

— Я тебе не компания

— Эй, послушай-ка, — крикнул мне Валек, когда я отошел несколько шагов. — А ты болтать не будешь о том, что был у нас?

— Ну вот, это хорошо! А этим твоим дуракам, когда станут приставать, скажи, что видел чорта.

— Город из-за них еще не провалился, — так говорит Тыбурций, — потому что они еще за бедных людей заступаются... А твой отец, знаешь... он засудил даже одного графа...

Вася:

— Да, это правда, яблоки у нас хорошие... не хочешь ли?

— Что ж, приходи! Я буду рад, — ответил я радушно.

— А вот, как видишь... А вы все меня бросили!..

— А меня отец не любит, — сказал я грустно. — Он никогда не целовал меня... Он нехороший.

Отец Васи:

— Ты помнишь матушку?

— Что нужно?

Маруся:

— Да-а, — повторила девочка, точно слабое эхо, — это от серого камня.

— Да-а, — опять повторила тихим эхо девочка, — Тыбурций все знает.

Тыбурцый:

Не было кабака во всем городе, в котором бы пан Тыбурций, в назидание собиравшихся в базарные дни хохлов, не произносил, стоя на бочке, целых речей из Цицерона, целых глав из Ксенофонта.

Тыбурций, возвышаясь в своих лохмотьях над всею толпой, громил Катилину или описывал подвиги Цезаря или коварство Митридата. 

ударяя себя в грудь и сверкая глазами, он обращался к ним со словами: «Patres conscripti» (Отцы сенаторы (лат.))

пан Тыбурций, подняв глаза к потолку, начинал декламировать длиннейшие латинские периоды

Тыбурций, закатив глаза и поводя одними белками, донимал аудиторию продолжительною скандовкой Виргилия или Гомера.