Кратко: марксистская критика даёт мощный инструмент для выявления материально‑классовых источников власти и репрессии идеологий; постмодернистский отказ от «больших нарративов» — полезен для аналитики множественности дискурсов, локальных практик и микровласти. Обе парадигмы дополняют друг друга, но их сочетание требует осторожности: можно как усилить понимание и политические стратегии, так и размыть нормативную и эмпирическую основу борьбы за справедливость.

Марксистская критика

Что делает: фокус на экономической структуре, классовой борьбе, отношениях производства и идеологии как надстройке, легитимирующей господство. Сила: объясняет системные причины неравенства, показывает связь культурных форм с материальными интересами и институциональной властью; даёт диагностику и коллективную стратегию (коллективные интересы, перераспределение, институциональные изменения). Слабость: склонность к экономическому редукционизму — недооценка гендерных, расовых, идентификационных и дискурсивных нюансов; иногда слабая чувствительность к плюрализму локальных практик и символическим аспектам культуры.

Постмодернистский отказ от больших нарративов

Что делает: проблематизирует метанаративы, универсализацию, стабильные категории; акцент на дискурсе, фрагментарности, множественности перспектив и локальных практиках власти/сопротивления. Сила: выявляет разнообразие голосов, микро‑власть и способы конструирования идентичности; помогает анализировать культурные движения как сетевые, распылённые, символические и риторические практики. Слабость: риск политического релятивизма и паралича — если всё «локально» и «множественно», трудно сформулировать общую политическую программу или требование перераспределения; слабее работает с институциональными и материальными механизмами воспроизводства неравенства.

Как они работают при анализе культурных движений

Марксизм хорошо объяснит массовые движения, связанные с экономическими интересами (профсоюзы, классовая политизация), выявит институциональную подоплёку культурной индустрии и идеологической легитимации. Постмодернизм лучше освещает фрагментарные, сетевые, идентичностные движения (напр., queer, антирепрезентационные кампании), анализ риторики, визуальных практик, микрополитик сопротивления. Вместе дают более полную картину: материальные условия и институциональные структуры + дискурсивные тактики и локальные контексты.

Как сочетание может служить «терапией» социальных конфликтов

Позитивный потенциал: синтез позволяет связать требования признания и идентичности с материальными претензиями (распознавание как условие перераспределения), переводит локальные требования в институциональные решения, сочетает нормативную чёткость с чувствительностью к разнице. Практически: кампании, которые одновременно требуют законной защиты (распределение ресурсов, доступ к услугам) и меняют дискурс (видимость, представительство). Условия успешности: ясная политическая программа, связующая дискурсивные тактики с материальными целями; организационные формы, способные агрегировать фрагментированные претензии; институциональные каналы для перераспределения и признания. Риски и ограничения: если постмодернистская деконструкция превалирует, можно утратить долгосрочную стратегию перераспределения (паралич); если марксистский подход доминирует и игнорирует различия, можно репрессировать или маргинализировать нематериальные требования, породив новые конфликты; сочетание может быть инструментализировано элитами (менеджмент конфликтов вместо трансформации).

Короткий практический вывод

Для терапии социальных конфликтов нужна методологическая двойственность: сохранять структурный анализ властных и экономических механизмов (марксизм) и одновременно развивать практики распознавания, участия и дискурсивной трансформации (постмодерн). Политически это означает связывать требования признания с конкретными институциональными и материальными реформами и строить коалиции, которые умеют переводить локальные притязания в коллективные институциональные решения.