Коротко: первая строка — «Мы жили, под собою не чуя страны.» — выполняет роль программного эпиграфа: в одной фразе задаются и повествовательный голос, и тональность, и большая идеологическая проблематика романа. Ниже — подробный разбор приёма за приёмом и то, как каждый из них формирует атмосферу и идеологический фон.

1) Персонализация и позиция рассказчика — «Мы»

Местоимение «Мы» не просто множественное число: это коллективный, нормативный «мы» тоталитарного общества. Уже с первого слова читатель включён в массу, в единый субъект, где индивидуальность растворена.«Мы» как коммуникативный приём навязывает однотипность восприятия и мышления — основной объект критики замятинаской антиутопии.В дальнейшем в романе происходит переход от «мы» к «я» — это движение от коллективной идеологии к индивидуальному прозрению; начальная «мы»-позиция делает этот перелом тем более заметным и драматичным.

2) Синтаксис и композиция: краткость, парата́ксис, деепричастие

Простое, лаконичное предложение без осложняющих придаточных: эффект внятности, категоричности, «установочного» тона — так строится пропаганда и догма.Деепричастие «не чуя» характеризует способ жить: неосознавание, эмоциональная и нравственная тупость, автоматизм существования. Оно делает состояние постоянным, привычным.Порядок слов («Мы жили, под собою не чуя страны») — инверсия, образная привязка «под собою» выдвигает пространственный мотив и усиливает образ отчуждённости.

3) Лексика и образность: «жили» — «не чуя» — «страны»

Глагол «жили» кажется нейтральным, но в сочетании с «не чуя» превращается в «жили как будто вообще не живя» — жизнь лишена глубины, смысла, корней.Слово «страны» многозначно: и территория, и историческая память, и культурная плоть. Невосприятие «страны» — символ разрыва с прошлым, природой, реальностью; город-государство находится вне естественных связей.Предлог «под» создаёт образ отсутствия опоры, будто люди находятся над чем‑то, не касаясь, на стеклянной поверхности — прямой отсыл к архитектуре и организации пространства в романе (стеклянные дома, ограждение от природы).

4) Фонетика и ритм

Краткая, двучастная фраза с паузой после запятой задаёт монотонный ритм, который напоминает механический счёт или приказ — звуково поддерживает атмосферу упорядоченности и одномерности.Контрасты мягких и твёрдых звуков («ч», «с», гласные «ы/а/о») создают холодный, сухой тембр высказывания — эмоциональное оцепенение.

5) Ирония и предвосхищение

Внеочевидный контраст между «жили» и «не чуя» — парадокс «жизнь без ощущения» — уже содержит иронию: формально есть жизнь, но её нет в человеческом понимании.Фраза одновременно констатирует и предвещает: констатация текущей тупости масс и прогноз её изменения (в романе герой начинает «чувствовать»), то есть эпиграф задаёт драматический конфликт между коллективным «мы» и индивидуальным «я».

6) Идеологический контекст

Строка суммирует центральные идеологические темы романа: подавление индивидуальности, технократическая рационализация, утрата исторической/национальной памяти, отчуждение от природы.Лаконичность и утверждающий тон копируют пропагандистские формулы тоталитарного дискурса, одновременно показывая их пустоту.

Вывод
Первая строчка — мини‑манифест романа: сжатым лингвистическим приёмом и образной экономией она задаёт голос «массы», атмосферу эмоциональной тупости и отчуждения, а также прокладывает путь для последующего конфликта личности и власти. Как эпиграф к антиутопии она идеальна: в ней уже присутствуют все главные проблемные линии и стилистические маркеры произведения.